Избранные ссылки из переписки с друзьями
"Тотальность и Бесконечное" (начало)
Проблемы времени и субъективности в философии Левинаса 40-х годов
Ж. Деррида "Насилие и метафизика ( ч.1)
Вклад Левинаса в феноменологию и в деконструкцию феноменологии
Творческая эволюция Э. Левинаса
Левинас - крупнейший французский философ XX века, и этот век, со всеми его трагическими противоречиями, прошел и через его философию, и через его биографию, в которой нашлось место двум мировым войнам, русской революции и Катастрофе европейского еврейства. Но философия Левинаса – не очередная «философия после Освенцима», это требование философствовать так, чтобы предотвратить будущий Освенцим или Гулаг. Дело Левинаса есть в первую очередь его свидетельство - свидетельство очевидца о том, что и в «некалендарном двадцатом веке» задача философии состоит в первую очередь в том, чтобы вопрошать о «смысле человеческого» в человеке.
Левинас родился на территории Российской империи, в Ковно, в интеллигентной русскоязычной семье. Своим интересом к философии он обязан влиянию классической русской литературы, в первую очередь – Достоевского. Ученик Гуссерля и Хайдеггера, он выбрал в качестве своей второй родины Францию, соединив в своих работах немецкую глубину, французскую отточенность и российскую принципиальность. Он писал о Боге, но отказывался определять себя как теолога или конфессионального автора. Соблюдающий еврей, он стал любимым автором Иоанна Павла II. Его ранние философские работы, написанные в немецком лагере для военнопленных, восхищали Вацлава Гавела точностью описаний тюремного опыта. Маргинал-одиночка в тридцатые-сороковые, не способный уловить моду и вращаться в экзистенциалистских кругах, он сегодня рассматривается как одна из ключевых фигур французской культуры нашего времени.
Темы
Для Левинаса этика это не свод правил, описывающих как надо вести себя в обществе, а путь к другому человеку. Другой – не просто как «другое я», это личность, которая так же недоступна, непознаваема для меня, как и Бог. И так же свята. Этика – это то, что позволяет мне поставить себя самого под вопрос, и, тем самым, открывает мне путь к изменению самого себя. Я, жестко привязанный к своим привычкам, мыслям и чувствам, могу вырваться из плена собственной идентичности благодаря прощению и надежде – этим двум дарам Другого.
Когда мы говорим «другой человек», то мы под этим имеем в виду «не я, не такой, как я», то есть в конечном итоге мы мыслим его исходя из самих себя. А можно ли определить инаковость, «другость» Другого не относительно самого себя, а абсолютно? Левинас предлагает поставить такой мысленный эксперимент: будем считать «своим» все, что мне принадлежит или только может принадлежать (помните банкира у Сент-Экзюпери, который держал на своем счету звезды?). Останется ли что-то, что ускользает от моей хватки, причем не случайно, а по сути? Да, останется – останется другой человек в его неповторимости, слабости, нужде. До Другого я никогда не смогу дотянуться.
Но разве мы не говорим: «мой муж, мой сын, мой друг, мой соотечественник»? Действительно, зачастую мы – из самых лучших соображений, или, наоборот, из худших – пытаемся превратить наших ближних в свою собственность, в объект – наподобие любимой вещи, которую ты, может быть, и бережешь – но бережешь для себя. Однако лик другого дает мне возможность осознать схематичность моих представлений о нем, мою тягу к контролю над другим, к абсолютной власти ним. Обладание другим человеком вполне осуществляется тогда, когда он лишен своей воли, своих мыслей – то есть, когда он превращен нами в предмет, в неживое тело. Именно поэтому Левинас говорит, что лик Другого дает нам заповедь «не убий», - ведь Другого как чужестранца, чужака мы всегда хотим либо насильно ассимилировать, либо изгнать из своей жизни. То есть уничтожить – как Другого.
Время нашей собственной жизни уносит в прошлое события нашей жизни, однако память может вернуть их нам – пусть и не во всей полноте. Однако там, где моя жизнь пересекается с жизнью другого человека, я сталкиваюсь с прошлым, которое – в отличие от прошлого моих воспоминаний – никогда не было моим собственным настоящим, но в то же время меня касается, оно врывается в мою жизнь и навсегда изменяет ее. Этическая ответственность перед Другим и за Другого не может быть снята даже и там, где в случившемся нет моей вины. Способность принять и ощутить эту ответственность за чужую жизнь – это требование, которое к каждому из нас выдвигает взрослая жизнь. Можем ли мы принять ее без условий и самооправданий?
Последнее обновление - 10/05/2008
© Анна Ямпольская, 2008. Просьба давать ссылку при цитировании
